Лучшая дефальсификация – это та, база которой подготовлена непосредственно представителями официальной науки.
Сегодня мы немного отвлечемся от вопросов строительства и технологий и попробуем прозондировать литературную отрасль. Тем более что большинство великих литераторов является историческими персонажами, а их творческое наследие нередко служит основой для исторических исследований. Да и к тому же литературная деятельность открывает самые широкие возможности для разного рода фальсификаций, и с ними потом приходится разбираться тем ученым, которые не из тех, что пытаются ткнуть носом в учебник любого усомнившегося в официальной (а вернее университетской) научной версии.
Поэтому не будем мелочиться и возьмемся сразу за Пушкина, первое лицо русской литературы, человека, которому не чужда была и историческая наука.
До этого мы сомневались в авторстве Монферрана, а теперь усомнимся и в Пушкине. Он-то точно все сам писал?
Вот что говорит пушкинист Б.Я. Бухштаб в своей статье «Мнимый Пушкин» (опубликовано в сб. статей к 80-летию члена-корреспондента АН СССР Д.Д. Благого. Издательство Наука 1973 год):
«Мнимый Пушкин» — это целая отрасль пушкиноведения. Не было в России писателя, которому приписывали бы столько чужих произведений; поэтому никакой другой русский писатель не потребовал от библиографов, текстологов, редакторов, комментаторов столько труда по определению авторства, не вызвал такой обильной литературы по атрибуции принадлежащих и атетезе (athetesis — отрицание) непринадлежащих ему произведений.
Далее идет интересный рассказ об авторстве стихотворного переложения молитвы «Отче наш», долгое время приписывавшегося Пушкину, но оказавшимся стихотворением то ли Фета, то ли архиепископа Анатолия, то ли Ширинского-Шахматова.
Но мы обратимся к более известному для нас произведению – «Повести Белкина». Как мы знаем еще со школьных уроков литературы, Пушкин, в свой самый плодотворный период под названием Болдинская осень 1830 года, впервые пишет в прозе и для этого придумывает автора – покойного помещика Ивана Петровича Белкина, который к тому же писал не сам, а со слов рассказчиков – титулярного советника А. Г. Н., подполковника И. Д. П., приказчика Б. В., девицы К. И. Т., разумеется, также придуманных Пушкиным.
Вот подтверждение из Википедии:
Иван Петрович Белкин — персонаж, вымышленный Пушкиным. Это молодой помещик, занимавшийся на досуге сочинительством и умерший в 1828 году. Он сочинил 5 повестей. Его краткая биография описывается в предисловии к книге. Помимо цикла повестей, Белкин выступил и как автор хроники “История села Горюхина”.
Не обошлось и без фиги в кармане, читаем там же:
Вступление, содержащее якобы издательское пояснение и письмо некого помещика, соседа Белкина, с рассказом о нём.
Издательское слово написано с долей юмора. Например, в начале вступления издатель пишет о письме: «Помещаем его безо всяких перемен и примечаний…», однако к письму далее добавлено два примечания и скрыта часть текста. Это создаёт игровой образ «простодушного» или «наивного» издателя, будто бы не заметившего противоречия в собственных словах. Также, в письме написано: «…письмо Ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца…», но подписано оно 16 ноября — получается, что ответ был написан до получения самого письма.
Возникает вопрос – а на хрена? Сам Белкин ничего в своих повестях не делает и ни разу не появляется, а его рассказчики либо вообще ведут повествование от третьего лица, либо играют роль настолько второстепенную, что к ним не обращаются ни по имени, ни по званию. Это совершенно непонятно. Но пишет гений, что с него возьмешь? Его причуды выше нашего понимания.
И вот попалась мне на глаза статья Красухина «Соавторы Белкина» (http://magazines.russ.ru/voplit/2010/1/kr13-pr.html), в которой автор, ничуть не смущаясь, откровенно рассказывает о создании истории Повестей, во многом противореча официальной школьной версии истории.
Туману нагнал сам Пушкин. Повести Белкина – его первое прозаическое произведение, до этого он писал только в стихах, поэтому он, на всякий пожарный случай, намеревался издать его анонимно. Читаем в статье:
А сообщение о том, что он написал в Болдине и прозу, помечено Пушкиным в письме Плетневу как “весьма секретное” и усилено сноской “для тебя единого”.
Но, отказавшись через год от идеи издать “5 повестей” анонимно, приписав их авторство некоему умершему Белкину, поэт весьма красноречиво наставляет того же Плетнева: “Смирдину шепнуть мое имя, с тем, чтоб он перешепнул покупателям”… Естественно, что он захвачен не тщеславием, а легко объяснимым желанием продать как можно больше экземпляров “Повестей покойного Ивана Петровича Белкина”, коль скоро вышел с ними на рынок.
Имеем такую картину – пишет Пушкин, издается анонимно, но при покупке покупателю подмигивают и говорят: «бери не прогадаешь, это – Пушкин».
Как известно, Пушкин был эдаким приколистом, так что можно предположить, что свое смущение по поводу публикации относительно слабого произведения, в которое вцепятся критики, он решил прикрыть таким вот юмором.
Тот факт, что произведение откровенно слабовато для Солнца русской поэзии характеризуют слова Белинского: «Это что-то вроде повестей Карамзина, с тою только разницею, что повести Карамзина имели для своего времени великое значение, а повести Белкина были ниже своего времени».
Но вернемся к авторству, далее выясняется, что не все исследователи рассматривают И.П. Белкина как вымышленного персонажа, по их мнению, он мог быть реальным историческим лицом и проживал в родовом селе Горюхино.
Интересен и такой факт. Только в одной своей повести «Метель» автором называются знакомые ему села и деревни. В других повестях Белкина дело ограничивается либо Н** уездом, либо станцией *** в ***ской губернии, либо Москвой, либо Петербургом, либо «одной из отдаленных наших губерний».
А что же рассказчики, коих как нас учили, придумал Пушкин, титулярный советник А. Г. Н., подполковник И. Д. П., приказчик Б. В., девица К. И. Т. Они, что тоже реальные люди?
Вот как описывает автор статьи позицию пушкинистов по отношению к ним:
По-разному относятся исследователи к этим персонажам. Одни их просто игнорируют, другие, напротив, именно их объявляют подлинными авторами повестей, а Белкина – их, как бы мы сейчас сказали, стенографом, или, если уж совсем по-современному, – модератором. Третьи пытаются вычислить индивидуальные оттенки стиля рассказчика данной повести Белкину, самого Белкина, Пушкина, который мог бы не ограничиться ролью издателя, но пройтись по повестям, так сказать, рукою мастера...
Основание для подобного вычисления, несомненно, есть.
В общем, по этой версии Пушкин всего лишь издатель и в лучшем случае еще и редактор, но не автор.
Попутно из статьи выясняется еще и то, что поэму «Домик в Коломне» Пушкин также планировал издать анонимно.
Может и Пушкин был таким же «модератором», только более высокого левела? Не сельского, а Петербуржского. И дирижировал деревенскими литературными субподрядчиками?
Мнение редакции журнала "Наука и Религия" и администрации клуба "Исторический аудит" может не всегда совпадать с мнением автора